- О, какой красавчик, весь в маму! - убаюкивая свёрток в руках, тараторила бабушка, умиляясь тому, как свеже произведённый на свет внучок, пускает слюни во сне. Сама мама умилялась с того, как сынуля крепко держал её палец, пока спал.
- Да уж, а хватка папина... - все дружно рассмеялись.
- А знаете, что удивительно? Он тихий совсем. Обычно дети, ну знаете, кричат, скукожатся там как изюм, пищат противно, ну точно корень мандрагоры, что сунули вариться в кастрюлю! А этот партизан, молчит, спокойный такой, ни улыбнётся, ни заплачет... в кого такой спокойный то вышел? - вдруг встрял дедуля, стоя рядышком и не решаясь влезть между женщин, чей материнский инстинкт у обеих разошёлся не на шутку. Те лишь отмахнулись, продолжая смеяться во весь голос и обсуждать новорожденного Дамьена. Материнская любовь слепа, а ведь первый звоночек уже прозвенел при его рождении!

Дамьен с родителями поехали на все выходные в Брайтан. Гулять по пляжу, развлекаться в парке аттракционов, гуляя как по магическим, так и по обычным, маггловским достопримечательностям. Тут всегда дул сильный холодный ветер, хотя на небе не было ни облачка, было прохладно. Дамьену 7 лет, вот-вот исполнится 8 и было решено отпраздновать это именно здесь.
Стоя в чёрной тёплой мантии на известном всем "мысе самоубийц", он не стоял у края и не вызывал беспокойства у родителей. Его не манил край обрыва, с шепчущими прибоем скалами внизу. Он смотрел почти не моргая на человека с серым лицом и мешками под глазами. Стоял с ничего не выражающим лицом, стоял и смотрел. И хотя все проходили мимо, Дамьен сразу понял, что мужчина хочет прыгнуть. Он был слишком мал, чтобы понять, как именно он это осознал, но был уверен. Мужчина обернулся на него, молча посверлив взглядом с минуту, а затем снова вернулся к созерцанию бездны, в которую собрался прыгать, но никак не решался. Возможно, он ждал хоть кого-то, кто увидит, заметит, запомнит его здесь, на этом краю... и дождался Бальво младшего.
И вот, ещё минут пять продолжалось всё это, пока, наконец, высокая тощая фигура мужчины не накренилась вперёд и он, растворяясь криком в шуме волн, не исчез под тёмными водами. Дамьен не спеша подошёл к тому месту, где тот стоял мгновение назад и посмотрел вниз. Не было крови, тела - ничего, море поглотило его всего целиком и полностью. Вместе с его болью.
- Дамьен, милый, не подходи к краю, это опасно! Ничего не случилось, всё хорошо? - подбежавшая мама отдёрнула его от края и развернула к себе. Дамьен, всё с тем же ничего не значащим выражением на лице кивнул.
- Нет. Всё хорошо, мама. Я хочу сахарную вату, можно? - как ни в чём не бывало, отвечал мальчик и, взяв Натали под руку, пошёл с ней в общую толпу веселящихся, ни разу не обернувшись назад или вспомнив о том человеке, что покончил жизнь самоубийством прямо на его глазах. Так что с тех пор Дамьен способен видеть таких существ, как фестралы.

Жаркое лето. Огромные, мерно покачивающиеся и шелестящие зелёные кроны деревьев целуют небосклон. По лазурным небесам плывут пушистые белоснежные облака, как корабли. От этих облаков разной формы в траву падают тени такой же формы. Они тёмными полосами скользят по телу юного мальчика. Белая расстёгнутая рубашка, ворот которой треплет тёплый ветерок. Дрожащие чёрные реснички. Разбитые в кровь колени. И лежащая рядом потрёпанная старая метла.
- Ди-ди! Обедать! - словно призрачное эхо, родной, милый сердцу голос, позвал его. Самым нелепым из возможных придуманных кличек, бабуля звала его "Ди-ди". Глаза мальчишки раскрылись моментально, а по бледным губам расползлась улыбка. Он схватил метлу и запрыгивая на неё на бегу, взмыл над золотистыми полями пшеницы, щекоча пятки в их бескрайнем драгоценном море.
На берегу у реки, в тени деревьев и проплывающих облаков, валялся без сознания, избитый им мальчишка. Весь в синяках, с гематомами во весь живот и ноги, с ссадинами и разбитым лицом. Валялся как старая тряпичная кукла, потерянный в траве и жарком летнем дне.
Так Дамьен понял, что не боится причинять боль другим. Так он понял, что сила порой доходчивее объясняет оппоненту, чем доводы и факты в споре, его правоту. Так он понял, что побеждать это классно. Так он понял, что никому не позволит себя унижать и обижать...

Это было жарким июлем, когда дождя ждали больше, чем второго пришествия господа бога на грешную землю. Дамьену уже было 13 лет и, в то время как его сверстники играли в квиддич во дворе или играли в настольные волшебные игры, он уже вовсю бегал за юбками соседских девчонок. он пропустил ту стадию дурашливости у ребёнка и сразу окунулся в мир "взрослых" отношений.
Первая любовь, как водится, довольно жестока, хотя, в то же самое время, прекрасна, как никакая другая. Вот уже пол лета наш юный Казанова ухаживал за Кристалл как умел, но прорваться через барьер "дружбы" никак не мог. Он дарил ей дорогие подарки, всегда делился сладостями и защищал от всех, кто смел её обижать... или просто рядом с ней ошиваться. Дамьен с детства не любил, когда трогают то, что принадлежит ему и всем дал понять, что конкуренции не потерпит. Так что, можно сказать, что у бедной девочки не было выбора, кроме как тусоваться с Бальво - больше вариантов не оставалось, все боялись лезть на рожон, ведь Бальво мог и тумаков надавать. И вот, они каждый день гуляют вдвоём, купаются в речке, читают вслух друг другу любимые книжки и Дамьен провожает её до самого дома... но они просто друзья и ни туда, и ни сюда! Привыкший получать всё, что он только пожелает, его очень бесила сложившаяся ситуация. Он пока не думал о чём-то пошлом, но о поцелуе с ней грезил хлеще принцессы, заточённой в башне на многие годы в ожидании принца. И чем дольше она сохраняла дистанцию, тем страннее становился юный Бальво. Внезапные вспышки ярости, смена в поведении и вкусовых предпочтениях... бабушка была уверена, что это подростковое и не упускала возможности подтрунивать над внуком. Любовь крышу сносит - всем известный факт... а его неспособность смириться с тем, что что-то нельзя получить, лишь захотев это, её веселила.
И пока бабуля прикидывала, как ещё подшутить над потерявшим голову внуком, тот бежал со всех ног под раскидистые ветви дуба, где его ждала его любовь. Бежал со всех ног, аж спотыкался, с широченной улыбкой во всё лицо, которое так не привыкло к яркому выражению эмоций, от чего трещало по швам и болело.
Подбежав, уселся рядом, отдышался и, уняв бешеное сердцебиение, смог наконец заметить, что в руках у Кристалл был маленький жёлтый комок пуха - цыплёнок. Он попискивал и нелепо встряхивал своими крыльями - обрубками. Кристалл была очень добрая и мягкосердечная девочка, так что это не первая живность, которую она притащила в их "тайное место встречи".
- Ты только посмотри на это чудо! Он такой милый, нежный, мягкий и тёплый...- с мягкой ласковой улыбкой проговорила она, поглаживая пташку по макушке. Ещё не умеющий правильно истолковывать чужие мысли и выражать свои, Дамьен тут же ляпнул, что первое в голову ему пришло после её слов:
- Ты хочешь его съесть?- без тени шутки, абсолютно серьёзно, спросил он, без того же энтузиазма посмотрев на пташку. Ему сейчас показалось, что птенчик весьма аппетитно выглядит, а после такого описания Кристалл, он ни о чём другого не подумал, кроме как о жаренной курочке.
- Дурак! Его хочется защищать!- тут же запротестовала девочка, прижимая птицу к груди, а самому мальчишке отвесив подзатыльник. И действительно, только после того, как его отругали, он вдруг понял, что ляпнул что-то действительно странное. Он ведь знал, что она не это от него хотела услышать, но его это неумение смолчать в нужный момент...
И откуда эта внезапная кровожадность? Сам ничего не поняв, Дамьен тут же стушевался и пробубнил извинения себе под нос. Вообще, он не признаёт, что он не прав, даже если сам знает, что не прав, но эта девочка могла заставить его гордость биться в беспомощных конвульсиях - он рядом с ней совсем другой. Он извинился.
Видно почувствовав, что снова загнала мальчишку под каблук, девочка тут же заулыбалась, довольная собой. Захотелось ещё подразнить и узнать, насколько далеко она может зайти. И, ради шутки ли, ради смущённого личика парня ли, она решила его поцеловать. Прикрыла глаза, сложила губки и потянулась к нему с красными щёчками. Дамьен, как дурак таращился с минуту, забыл как дышать и боялся, что потеряет сознание - так сильно кружилась голова от волнения. Потея, краснея и пыхтя, он наклонился к ней и... так случился его первый поцелуй. Быстрый, неловкий, но несомненно сладкий и самый победоносный!
Цыплёнок же был съеден к ужину, когда Кристалл доверила его Дамьену, так как ей его оставить не разрешили дома... а Дамьен не видел в нём ничего, кроме еды с самого начала.

- Дамьен, пожалуйста, принеси ещё вазу сверху, дорогой... - голос бабушки вздрогнул под конец просьбы, но подросток с бледным лицом, без тени улыбки и без той же тени печали, лишь кивнул и побежал по ступенькам вверх. Он не понимал смысла всего происходящего, но просто радовался приготовленным вкусностям и старался не выделяться. Он взял вазу с комода и посмотрел на фотографию дедушки с бабушкой, сделанную на фоне их деревенского домика. Такие счастливые, машут руками и смеются... очаровательно. Прекрасное фото прекрасного момента - вечная память, так сказать. От чего столько негатива и слёз теперь то? Рыдания снизу отвлекли его от созерцания чёрной ленты поперёк фото и он поспешил вниз, вручая вазу, которую у него попросили. родители снова косились странно на своё чадо, но сколько они не спрашивали его, всё ли хорошо, не хочет ли он поплакать, он отвечал снова и снова, уже раздражаясь, что нет у него такого желания и чувствует он себя как обычно.
Все в чёрном, семья и незнакомцы, все в трауре, все грустят, Дамьен же не чувствовал ровным счётом ничего по поводу случившегося. И не сказать, что он не любил своего деда или они успели поссориться, просто у него не было понимания этой тяжести общей "утраты". Все жалели себя, мёртвые есть мёртвые и только им выпало горевать по ушедшему, мертвецу же уже всё равно. Ему казался этот ход вещей естественным, все рано или поздно умирают, деду было уже девяносто шесть лет. И на этом празднике жалости к себе, он не находил себе места. Он присел на диван и бесцельно болтал ногами, обводя взглядом вяло бродящих туда сюда стариков в чёрном. В какой-то момент от скуки ли, или ещё от чего, он начал незаметно для себя улыбаться и что-то напевать себе под нос.
- Дамьен, прекрати немедленно! - осекла его строго мать, удостоив печальным, но суровым взглядом. Её губы дрожали то ли от грусти, то ли от злости.
- Но почему? - искренне удивился ребёнок, но ничего, кроме растерянного ужаса на материнском лице он не увидел и просто перестал, сложив пальцы в замок перед собой.
- Хорошо, матушка... - сухо ответил он, перестав болтать ногами и петь. Так он впервые понял, что проще подстроиться под общество, чем пытаться понять его и остаться собой. Он не собирался, впрочем, меняться изнутри, лишь внешне, для всех остальных.

Oh, there is so many things I like about you
I just don't know where to begin...
Ha-ha... oh well...
Ха-ха, ну к чему же тут лукавить, это так. Джеймс симпатизировал хаффлпавцу. Джеймс мог говорить это другим, убеждать в этом Кука и даже самого себя, но зелье - это не всё, что между ними было. Просто зелье сократило между ними расстояние, сломало стену, убило всё то время, которое бы они потратили на "узнать друг друга получше". Не сейчас, но со временем, они бы стали тянуться друг другу, от любви до ненависти... да, всё это правда и бред одновременно! Это было между ними всегда. Это взрывоопасное, жаркое чувство, которое заставляет всё внутри тебя содрогаться и гореть. Это страсть! Эти попытки задеть друг друга - изменённая до извращения форма дёрганья за косички и кража портфеля у детей. Попытки привлечь внимание, вызвать эмоции, увидеть чувства, другие чувства, другую сторону.  Это делал Энтони, это делал Джеймс, но оба делали это неосознанно, подсознательно. А зелье... оно просто убрало все приличия, маски, правила поведения и даже здравый смысл. Просто дало волю инстинктам, оголило, как нерв, и они нашли друг друга. Открыли, увидели, почувствовали и кинулись в омут, который их манил, но в который они так долго не решались прыгнуть.
То, что Льюис увидел в Энтони тогда в кабинете, он видит и сейчас, просто раньше не замечал, не обращал внимания, игнорировал, а зелье помогло увидеть и это никуда не исчезло. Это есть, это не может исчезнуть, как мираж в пустыне. Эти пронзительные глаза, такие светлые, такие выразительные, которые ни с чем не сравнить. В них не тонут, не теряются, нет, в таких глазах, как у Энтони - горят. Горят в этом золотом пламени, сгорают до тла и при этом делают это с большой радостью. Его тощее тело, почти анарексичное - проступающие рёбра и бёдра, его острые ключицы и тонкая шейка, которую так и тянет свернуть. Его выпирающие лопатки и изгиб каждого позвонка. Джеймсу никогда не нравились кудри, он ненавидел хаос на голове, но Тони это шло, очень подходило, он не представлял его с иной причёской, это был бы уже не Кук. Ему нравилась его кожа, его родинки, беспорядочно разбросанные по всему телу, его от чего-то такие мягкие и полные губы, к которым Джеймс тянулся. Он, как змея, холодный скользкий тип, тянулся к теплу, к яркому Куку, как солнцу, грелся о его кожу. Он прятал свои отравленные клыки, прекращал шипеть и вставать на дыбы. И, как змея, плюющая на опасность, выползая на открытое место, чтобы погреться на солнышке, так и Льюис плевал на осторожность, прильнув к Энтони.
Тела тёрлись друг о друга, давно у Джеймса не было такого - чтобы кайфовать от прикосновений, наслаждаться прелюдиями, тискаться и ласкаться. Он уже большой мальчик, он много чего в своей жизни перепробовал, его мало чем можно удивить. Его перестали возбуждать любые извращения, кроме пыток. Это ему никогда не надоест. И если у него был секс - то это было что-то вроде "сила трения, помоги мне кончить". Никакого вступление, сразу действие и конец, в котором он пропадает и не возвращается. Потребность организма.  Способ снять напряжение. Но сейчас всё было иначе... Каждый поцелуй заставлял его твердеть и становится больше. В паху всё ныло от напряжения, фитиль был подожжён горячими влажными поцелуями, но взрыв фейверка будет не скоро и это заставляло томиться в сладком мазохистском удовольствии. Нет ничего страшнее ожидания кульминации, но сейчас было только начало.... Они забывали дышать, глотать, но целовались как сумасшедшие, как-будто всё происходило с ними впервые и захватило целиком, отключив мозг. Нелепо цепляясь языками, стучась зубами, кусаясь и роняя слюни, они не могли прекратить, размазывая по подбородку полупрозрачную слюну, ероша волосы, царапая кожу. Щупали друг друга, гладили, не могли оторваться, пытались прижаться так сильно, что было больно и тесно. Словно хотели стать одним, слиться друг с другом буквально, впечатать друг друга в себя, связать, смешать в один взрывоопасный коктейль.
Ещё миг, головокружительный быстрый миг, и Кук со стуком падает на лопатки, утягивая Льюиса за собой на стол. Стол недовольно скрипнул, чуть подвинувшись назад, но недалеко. Устоял под напором двух страстных людей. Под ногами практиканта что-то брякнуло, но он был занят и просто пнул всё, что мешало от себя подальше. Его руки наконец не просто стянули штаны Энтони, но сняли их с его ног и откинули в сторону. Поиск потом займёт много времени, как и уборка, но сейчас было просто наплевать. Трусы полетели куда-то вверх, кажется, так и оставшись там, застряв на люстре.
- Заканчивай дразнить меня, маленькая дрянь... - Джеймс оскалился, широко улыбаясь, так он ещё не улыбался в стенах Хоггвартса. Широко, довольно, обнажая выделяющиеся клычки. Что-то звериное в нём проскользнуло, глаза стали чуть подсвечивать во мраке призрачным голубым светом, но это был мимолётный срыв. Они снова стали просто небесно-голубыми. Этот его холодный взгляд. О, даже холод может обжигать, так и взгляд Льюиса обжигал. Почти резал всё нутро, вырезая себе проход через каждый новый кинутый в Кука взор.
Рука в руку, пальцы переплелись, а член Джеймса головкой влажно скользил по промежности Энтони. От яичек, до дрожащего, рефлекторно сжимающегося колечку мышц. Затем Джеймс прижался и их члены, стиснутые между их животами, начали тереться друг о друга с пошлым чавкающим звуком. Несколько дразнящих движений бёдрами и Джеймс понял, что не в состоянии дразнить Кука, потому что не может сам терпеть больше ни минуты. Он всегда хватал свою жертву за запястья, лишал возможности использовать руки, он любил ограничивать, связывать, сковывать... он делал это уже неосознанно, не задумываясь, поэтому снова и снова хватал руки Кука, даже когда не хотел этого. И снова отпускал... чтобы направить себя в Тони, чтобы раздвинуть его ноги пошире, растянуть его дырку и просто войти. Плавно, вставляя медленно, плавно скользя внутрь, скалясь от того, как Кук его сжимает, от тесноты и жара его нутра. Чуть прищуриться, поморщить нос, показать белоснежные зубы и, войдя до самого предела, резко поднять голову, чуть дрожа бёдрами. Волосы вскидываются, блестя золотистым в освещении языков пламени в печи за его спиной. Мышцы на торсе тут же сократились, каждый изгиб его тела был очерчен холодной тенью, грудь вздымалась от тяжёлого дыхания и, не прошло и пяти секунд, как его бёдра начали двигаться. Джеймс наклонился, продолжая ритмично толкаться в Кука, обнимая его плечи, покрывал поцелуями его грудь, задевая соски губами, кусая и оттягивая.
- Кто бы мог подумать, Куки, что ты такое... грязное животное, а выглядишь милым весельчаком. Для всех, но не для меня, да? Видели бы это выражение твоего лица твои одноклассники сейчас...- О да, вот бы удивились его однокурсники, если бы увидели сейчас Кука, его лицо, слышали его голос, видели бы, как он двигается. Что бы они сказали? Весёлый безбашенный простачок сейчас был самой развратной шлюхой в руках Льюиса, но... ему это нравилось. Джеймс знал, что сейчас они похожи. Ведь таким, какой Джеймс был сейчас его никто и никогда не видел тоже. Никто и не подозревает, что Льюис вообще может быть таким, в воображении других людей он рыцарь и в постели он нежен и очень тактичен. Взять кого-то грубо на грязной кухне на столе? Нет! Никогда! Только на шёлковых простынях, усеянных лепестками алых роз. Этот монстр - это не Джеймс, нет, никто никогда не поверит и даже не допустит мысли, что Джеймс может быть таким. Никто не видел его настоящего, никто и не замечал его маски, придуманного образа, который он сделал из себя... никто кроме Кука. Он заметил, он пытался снять маску и посмотреть на его истинное лицо, но... вот что было интересно, ему понравилось то, что он увидел? Ведь он хотел этого и Льюис думал, что он испугается, но, к его собственному удивлению, Кук явно был рад тому монстру, которого достал из глубин души Льюиса...
- Мы одинаковые... ты ведь сохранишь мой... наш маленький секрет? - он поднял лицо к Энтони и усмехнулся. Они должны были, обязаны сохранить маски друг друга для других, они испугаются того, что они увидят, они другие, они не выдержат, они испугаются. Они не готовы увидеть их истинное лицо.
Ну да, Льюис что-то задумал, это видно по его коварной улыбке, опасной улыбке, дикой и слишком злорадной. Но что? Что он хочет добиться от Кука, который сейчас уже не сможет и слова вымолвить? Сейчас всё зависит от Льюиса, как он захочет, так и будет. Власть в его руках, он же всё равно сделает по-своему. Сотрёт память... зачем ему что-то от Кука? Он просто хочет услышать его мнение, чувства, просто его голос, который изменился до неузнаваемости из-за того, что с ним сейчас творил Джеймс.