Сильные стороны:
● Что касательно школьных предметов, то Норман силен в зельеварении, трансфигурации и ЗОТИ. Хорошо ориентируется во всеобщей истории, но к истории магии относится скептически и даже презрительно в основном из-за неизменного, точнее неизменно-скучного преподавателя.
● Невероятно проницателен, хорошо разбирается в людях, видит их насквозь, зачастую его гипотезы о сущности личности определенного человека оказываются правдивыми. Их доказывает сама жертва.
● Кристально честен, ненавидит ложь во всех ее проявлениях и со всеми обстоятельствами. Если вы ему не нравитесь, не сомневайтесь, вам в лицо будет сказано все то, что Норман думает о вас. Кроме того, Ламбрехт отлично, на уровне интуиции и анализа, чувствует слабые места, и проходится, соответственно, по ним. Не терпит лести, фальши и лицемерия, не будет лебезить даже ради себя любимого.
● Пойдет любыми путями для достижения своей цели, прибегнет к любым методам, и сердце даже не ёкнет. Единственные его рамки - не нарушать собственных принципов, по которым он - настоящий современный рыцарь.
● Всегда полон идей, а вот энтузиазмом - редко. Пишет прозу, иногда стихи, не растрачивает себя на простенькие сюжеты, все продумывает до мельчайших подробностей: героев, композицию, идею и прочее. А после сам же наслаждается хорошо прикрытыми бытом скрытыми смыслами и идеально подобранными художественными средствами, которые также имеют особое значение.
Слабые стороны:
● Легко раздражаемый и порою агрессивен, мизантроп (хотя не сказать, чтобы это был такой уж и минус). Если вы не сумели заинтересовать его за первые десять секунд (он будет загибать пальцы прямо у вас перед носом), то Норман просто развернется и уйдет. Нетерпелив до ужаса.
● Слаб физически, но даже это не останавливает его от периодического ввязывания в драки. Квиддич - не для него, а после неоднократных падений с метлы в попытках подготовиться самому к повторному набору, у Нормана немного развилась акрофобия.
● Легко склонен к длительным периодам апатии, пессимистичен и нелюдим. Нерешительный и немного параноик во всем, что касается тяжелого выбора. Ненавидит стоять на перепутье, в основном из-за боязни оступиться, принять неверное решение и потерпеть полный крах.
● Хорошие оценки получает лишь по тем предметам, которые ему либо интересны, либо просто легко получаются, как, например, Трансгрессия. К остальным же относится абсолютно наплевательски, редкость, если появится в аудитории, не говоря уже о домашнем задании. | Привычки:
● Смахивает с глаз пряди отросших патл с помощью головы, как девчонка или чувак из рекламы хэд&шолдерс.
● Заламывает пальцы, когда нервничает, или хрустит костяшками.
● Обязательно надувает пузыри, если жует жвачку, и цокает языком, прежде, чем начать жестко стебать.
● Из еды всегда выбирает самое вкусное и оставляет его на потом, после разделываясь с лакомым кусочком медленно, смакуя, при этом выглядя, к сожалению, как дебил, а не как гурман.
● Курит. И довольно часто, однако, что касается табака, то здесь Норман наоборот гурман, а не дебил. Предпочитает обычным сигаретам крекет Djarum Vanilla или же Candlelight Menthol.
● Всегда носит с собой толстый блокнот, куда помещает рваный поток мыслей, а иногда сразу начинает вести повествование. Часто меняет бумажные блоки.
● Играет на гитаре, носит аккорды в ее чехле, а иногда пишет их на обрывках пергамента и рассовывает по карманам мантии, они часто теряются из-за этого.
● Иногда ругается на немецком, когда запас английского мата полностью исчерпан.
Предпочтения:
Не любит рубашки, бананы, холод и банальность. Однако, если вы будете рассказывать о своем питомце, вы можете заинтересовать его и даже расположить к себе. Животных он обожает. А еще обожает корицу, и все время таскает с собой пакетики этой пряности. Чай - зеленый с жасмином, без сахара, кофе - со сливками и карамельным сиропом, Норман - Шанель, а не Волмарт, так что захлопните пасть. В одежде предпочитает темные тона, одевается всегда с иголочки, как диктует немецкий менталитет в крови и ложащаяся бархатом на слух фамилия. Никогда не признается никому, но обожает ходить по магазинам, в особенности - выбирать парфюм. Читает много, и обществу предпочитает список из 200 лучших книг по версии BBC, нет, не своего хорька, да, на этот раз телеканала. В списке любимых авторов числятся Паланик и группа битников с Буковски на хвосте, Люк Бессон и Дуглас Адамс, автор комиксов про Флэша, имя которого давно позабыто, Уитман вместе с Ремарком, и Фитцджеральд с подростковой тусней Сэлинджера. Музыка? Инди-рок или альтернатива, иногда экспериментал типа Crystal Castles. Предпочитает японскую кухню, но еду любит острую, из мяса предпочитает курицу, из напитков - вишневую колу, из сладкого - чизкейк, из алкоголя - красное вино, из людей - себя самого. |
Характер:
Я дышу серебром и харкаю медью!
Меня ловят багром и дырявой сетью.
Максималист, отчасти нигилист, циник, слегка инфантилен и невероятно злой внутри. Норман весь состоит из отчаянья, ненависти и черного юмора. У него за спиной равнодушие и официальность родителей, насмешки ровесников и пара стерильных психологов. Его душе прогнозировали синдром Генчинсона-Гилфорда, и Бенджамин Баттон просто сосет рядом с этим столетним стариком в теле шестнадцатилетнего. Маркес, видимо, вдохновился его прошлой реинкарнацией, написав под впечатлением свое самое знаменитое произведение. По крайней мере, Норману нравится так думать, чувствовать себя причастным к шедевру. Ведь знаете, быть безучастным все время - такая банальщина и предсказуемость, годная лишь для дешевых мелодрам по ящику.
Его мозг автоматически настраивается на режим шахмат, просчитывая маневры на три шага вперед, его глаза по привычке играют в Шерлока Холмса, внимательные и подмечающие те самые важные мелкие детали для полной картины цветного паззла. Он может быть, кем угодно, но патологическая скука к малозначительному большинству манипулирует им, кукловодом, словно марионеткой. Ему так глубоко насрать на чужое мнение, что ноги автоматически несут его подальше от мест большого скопления людей. Мама думает, что он социофоб, но правда в том, что она его бесит, как и значительная часть его привычного окружения. Все дело в том, что его больная прогерией душевная организация запрограммирована на предварительный подсчет недостатков, и, соответственно, игнорирование плюсов. Ламбрехт интерпретирует человеческие взаимоотношения как взаимовыгоду, вип карту на пользование ресурсами другого. У него чрезвычайно маленький порог сожаления, а совесть отсутствует в принципе. Он мог бы стать антагонистом номер 1, но его больше прельщает идея контроля несуществующих персонажей. Потому что так он может непрямо влиять на сознание определенной группы общества - читателей. У него бы могла развиться теомания, не будь он атеистом, хотя большинство его кумиров - приверженцы буддизма, что заставило Нормана сделать вывод о том, что религия, помимо прекрасного способа манипулирования толпой, еще и мода.
Обиженный мальчик, которого в детстве недолюбили, перерос СДВГ и вырвался на свободу. И Нормана продуло, настолько, что замерзли не только почки, с рождения пораженные хроническим пиелонефритом, но и циркулирующая кровь мышца, стучащая раньше бешено и задорно. Задор пропал, оставив след в виде горсти веснушек на переносице, оставив трон на попечение расчетливости, скупости и нелюдимости. Благородность немцев пошла под откос еще со времен крестовых походов, а во времена Второй мировой и вовсе стала легендой, как и варшавская смелость. И пока можно оправдываться ДНК в резус-факторе, Норману будут чужды благие намерения и самоотверженность. Он сам - свое сокровище, харизматичный, острый на язык, эрудированный и имеющий неплохой вкус, кажется, на все. А еще противоречивый, апатичный, черствый и беспощадный. Совершенно недружелюбный, безразличный к чужим проблемам, ненавидящий нытье, нетерпеливый и нетерпимый, не, анти, дис - странно, что из этих приставок не состоит его имя. Вечно сомневающийся в себе и своих целях, и при этом прорывающийся сквозь толщи препятствий ради утоления своей жажды и исполнения своих желаний. Вечно путающий самостоятельность и одиночество, при этом обладающий этими обоими свойствами. Надеется только на себя и свою интуицию, гордый и упрямый, прямолинейный и неподкупный лестью, беспристрастный и вспыльчивый, колючий и дикий, непрерученный и мстительный. А еще ненавидящий говорить о себе за пределами своей собственной головы, мясорубки мыслей и лабиринта идей. Любит и умеет спорить, однако, если не будет полностью уверен в своей правоте, на провокацию ответит провокацией, но, учтите, что она для него не безобидное подтрунивание, а настоящая тирада искусного перечисления и гиперболизация ваших минусов и скрытых от обычных глаз недостатков.
Смотрит пристально и надменно, никогда первым не уберет взгляд, смотрит на всех свысока, даже учитывая жалкие для современного парня 180 сантиметров роста и худую фигуру. Любит наводить страх на мелюзгу, играясь лезвием на перстне, однажды довел какую-то второкурсницу до истерики, когда глядя ей в глаза надрезал тыльную стороны ладони, и кровь начала капать ей на лоб. Поддерживает репутацию неуравновешенного, лишь бы от него отвалили нахрен. Когда к нему подходят завязать беседу, он просто разворачивается и уходит, иногда оправдывается, что ему нужно отлучиться помолиться Сатане или пописать. Легко-раздражаемый и вспыльчивый, с 4 курса наблюдались неконтролируемые вспышки гнева, и с 14 лет таблетница постоянно кочует из правого кармана джинс в левый. Перфекционист касательно порядка, аккуратист и натура брезгливая, однако к крови отвращения не испытывает. Принципиальный и претенциозный до ужаса, относится ко всему, что его не касается, пренебрежительно. Не любит детей. И праздники. Наедине с собой излишне меланхоличный и эмоциональный. Рационалист. Бисексуален, но аромантичен. Моральный урод. Будем знакомы. |
Родословная:
Gregorie Fawley - дед по маминой линии, род признан нечистокровным, сам - полукровка.
Christina Fawley (урожденная Eisenmann) - бабушка по маминой линии, магглорожденная.
Patrizia Fawley - мать, полукровка, Равенкло.
Reginald Fawley - покойный дядя, полукровный.
Moritz Labrecht - дед по отцовской линии, чистокровный.
Margareta Labrecht (урожденная Reinhard) - бабушка по отцовской линии, чистокровная.
Maximilian Lamrecht - отец, чистокровный, Шармбатон.
Биография:
И чувствую —
«я»
для меня мало.
Кто-то из меня вырывается упрямо.
Большую часть своего детства Норман провел в Бельгии, в уютном семейном гнездышке Ламбрехтов на побережье Северного моря. Максимилиан, вырвавшийся из особняка родителей в Брюсселе лишь после оглашения беременности своей супруги, решил переехать в курортный городишко Остенде, наконец воплотив свою мечту жизни рядом с морем. Однако мечта казалась мечтою лишь на первое время, и вскоре отец осознал, сколько минусов было у этой затеи, первым из которых значилась вечная трансгрессия в жалкое по рамкам всего остального волшебного политического мира Брюссельское Министерство Магии. Однако жена была категорически против очередного переезда, точнее против жизни в одном городе с ненавистными родителями мужа. Так они и жили: отец в вечных метаниях из одного города в другой, вымещающий свою усталость на подрастающем отпрыске, называя свою агрессию и холодность "суровым аристократическим воспитанием", а мать полностью погруженная в интрижку и должность управляющего отелем Альберт 2, куда ее устроил супруг, благодаря своим связям и хорошим подделанным магией рекомендациям. Норман же остался наедине с оравой нянек и прислуги, и в модных шмотках, плохо защищающих от веющего с моря холодного ветра. В его кожу навсегда въелся запах соли, обида и одиночество. Родители были равнодушны к его всепоглощающей слепой любви, и он оставался в гостиной, мокро от горячих слез смотрящий в след скрывающимся за дверьми в спальню голодным до друг друга родителям. Позже, в подростковом возрасте он пришел к выводу, что его родители никогда не разведутся, ведь такие отношения "на расстоянии" чаще всего являются синонимом к страсти, видя родители друг друга чаще их брак бы пошел трещинами в самом начале пути.
Няни не были плохими, Норману нравилось, как отчаянно они пытались добиться его расположения и внимания, зная, что от отношения ребенка к ним зависит их работа, а точнее ее наличие. И Норман, быстро сложив один к одному, привыкнув к роли маленького Господа Бога, относился к ним снисходительно и учтиво, подражая отношению родителей к своей персоне, которую, похоже, только прислуга считала важной. Но не смотря на этот театр и роль мраморного Аполлона, он любил каждую из них, любит и по сей день, что неумело выражает в скромных подарках. На день матери маленький Ламбрехт подарил каждой из трех оставшихся сиделок по коробке великолепного ассорти бельгийского шоколада, а Патриция получила лишь сорванные с заднего двора розы и поцелуй в щеку. Она, конечно, расплакалась, разморенная двумя бокалами вина, но сути это не меняло: Норман больше не был привязан к маминой юбке и к папиному кабинету. Ему было 10, и это был прощальный подарок своим воспитательницам. Отца крупно повысили в должности, и предложили работу в Лондоне с большей зарплатой. Уже настроенного на Шармбатон маленького пижона усадили в бизнес-класс рядом с сканирующей Vogue USA мамой и выслали первым рейсом в сырой и угрюмый Лондон, где за стеной дождя никто не видел его слезы. Это был один из последних разов, когда он плакал. Теплый дом с белой лестницей и мягкими объятиями прислуги, холодное темно-виниловое море и мокрый песок по утрам, гальки, чайки, светлые кафе, мамины любовники и вычурные меховые куртки, цветущий сад и толпы людей, которым, слава всевышнему, не было никакого дела до мальчика, детская наивность и Астрид Линдгрен - остались в Остенде, в Лондон он приехал с пустотой и раком души. В новом особняке больше не было белого цвета, нянек и цветов на заднем дворе, мать, не желающая работать в Министерстве, устроилась в Harper's Bazaar, отец возглавил Отдел международного магического сотрудничества, и стал такой важной шишкой, какой не был в Министерстве Магии Бельгии его отец. Начав крутиться в аристократических кругах, отец нередко брал туда с собой жену, обожавшие всякого рода приемы, в основном потому, что могла хвастать своим немалым арсеналом ювелирных шедевров. Но, видимо, Патриции ему было мало, и они буквально притаскивали туда Нормана. Бомонд был противен ему, и мизантропия начала прогрессировать в основном из-за подобных вечеров. Общаться с чадами крутых родителей, которые были обречены на такую же участь, ему совершенно не хотелось, и он начал брать с собой книги. Таким образом светские рауты привили ему любовь к чтению, которое раньше казалось ему вещью бесполезной и скучной. Все глубже погружаясь в себя, он реже стал разговаривать даже дома, и вот тут то на рубеже 11 лет и случился его первый психолог. Заботливая мамочка решила избавлять сыночку от комплексов, которых у него отродясь не было. Так как лечить было нечего, Норман на сеансах попросту развлекался, чавкал жвачкой, раздражая излишне воспитанного дяденьку, драматизировал, потом откровенно издевался и сам анализировал мужчину, а потом решил извлекать из всего этого выгоду. И начал играть: театрально плакал, слезно умоляя психолога убедить родителей больше не водить его на утомляющие и пугающие его вечера, чем сильно надоел дяденьке, который, возжелав поскорее избавиться от мелкой пиявки, поговорил с матерью, убеждая ее в том, что сеансы не прошли даром, однако стоит ограждать Нормана от приемов, и позволить ему побыть самостоятельным, чтобы "укрепить в нем личность". Ламбрехт приобрел полную свободу, и даже умудрился доказать матери, что он достаточно самостоятельный для того, чтобы существовать в доме одному без какого либо надзора. Это была его первая победа.
В 11 лет он получил долгожданное письмо, но вынужден был ждать практически год, чтобы уехать от мамы с вечными "друзьями, коллегами, родственниками", с которыми она крутила шашни, зачем-то оправдываясь перед Норманом, которому на деле было совершенно плевать на ее пассий. Ложь в глаза была для него невыносима, и он едва сдерживался потребовать у нее "изменять потише", когда прибавлял звук на ноутбуке так, что документалка про Людвига 3 напоминала хард-рок. За 9 месяцев он почти полностью изучил мировую историю, прочитал всего Джека Лондона и Фенимора Купера, мог цитировать Майна Рида и отрывки из теории Дарвина, на которую он наткнулся, гуляя по ссылкам в Википедии, а еще научился играть на гитаре, не без помощи репетитора, и писать пером. Поэтому в Хогвартс он ехал с двумя огромными багажами: знаний и модного шмотья, который выбирал с мамой и ее боссом, с которым она так же состояла в слишком уж прекрасных для обыкновенной дружбы отношениях. Когда шляпа определила его на Слизерин, первая его фраза была "А по слогам можно?", и весь первый курс его сокурсники-слизеринцы, свора чистокровных псин, считали его недостойным, будучи настолько тупыми, что были не в состоянии за год осознать, что это была шутка.
На третьем курсе, осознав, что учеба оказалась не такой интересной, какой он предполагал, Норман начал делать упор лишь на те предметы, которые казались ему прикольными. А квидичч, к которому он так рвался, был слишком высок для его физических способностей, и все его старания были окуплены одним только костеростом и двумя неделями отдыха в больничном крыле. На каникулах, Норман общался с родителями только, когда хотел есть, или шутками про Освенцим в постели (мать была на 1/3 еврейка), за которые не раз получал выговоры, которые для него были лишь развлечением. Всю накопившуюся злобу он вымещал в острых, как лезвие бритвы, шутках, и понял, что с таким же успехом может пытать и ненавистных сокурсников и однофакультетников. Сатану выпустили из клетки, и число зверя было вытатуировано у него на сердце, отбивая пульсом три шестерки.
На четвертом курсе, выслушав за лето от папы кучу лекций по поводу учебы, которые пролетали мимо ушей, заткнутых наушниками, вычитав со страниц тонны и центнеры свинцовых чужих мыслей, пережив смерть совы, он ехал в Хогвартс с хорьком, томами книг в заколдованном мамой чемоданом, блоком сигарет, запрятанным под тремя комплектами мантий, и предвкушением от интеллектуальной расправы над однокурсниками. В вагоне, спрятавшись за переплетом Харуки Мураками, Норман рассчитывал, что сядь он к равенкловцам, тишина будет ему обеспечена. Паренек напротив, конечно, вырубился за чтением Войны и мира, но девчонка слева от него решила сделать ужасную ошибку и заговорить с ним. Но то ли она была ведьмой, (и она была, мы же в Хогвартсе, чувак), то ли попросту экстрасенсом, но ошибка случилась у него, пляша кодом 404 и ревом механических откликов.
- Мне нравится твой хорек, - сказала она, - Тебе повезло, они живут почти столько же, сколько и собаки. Мураками мне тоже нравится, и тут тебе с выбором тоже повезло.
Ее звали Джесси, и этот унисекс приятно ласкал нёбо при произношении, она была умной, что было главным критерием, неплохо шутила, что было критерием одобрения номер два, но главное - разбиралась в животных. Нехотя согласившись на беседу, Норман не только не пожалел о своем выборе, что было для него вещью обыденной, жалеть о своем выборе, но и обрел собеседника на оставшийся год. Интересы больше совпадали, чем нет, и лучшее в ней было то, что она не спешила рассказывать о своих проблемах, точнее, вообще не рассказывала. Она не была навязчива и напориста, чаще всего тиха и загадочна, отчего приоткрывать постепенно завесу тайны становилось для Нормана настоящим удовольствием. Он чуял в ней отблески себя, однако, чем сильнее он дергал за ширму, тем больше общих черт он находил, и этот процесс походил на выковыривание кварца из асфальта Индийский переулков. На этом же курсе развилась его страсть к писательству, мозг периодически выплевывал на бумагу голубые кляксы, и из этого всего получались неплохие монологи. После начали добавляться персонажи, и Норман был в восторге от подобной исповеди.
Отец, конечно, снова бушевал по поводу его успеваемости, попытался сотворить из своего акцента императив, мол в случае хоть одной неудовлетворительной оценки в результатном листе экзамена, Норман будет лишен всякой материальной поддержки, а его личный счет в банке тут же аннулируется. И это вкупе с главным аргументом Нормана, действительно веским и пуленепробиваемым "Это же только СОВ". Не смотря на малую социальность, Норман становился все более озлобленным, ведь проблемы с сокурсниками участились. Его схема удара по недостаткам работала безукоризненно, но от этого количество хейтеров лишь увеличивалось так, что Норман не удержался от комментария "fuck you, taylor!" под скрином из клипа "shake it off" в официальном инстаграме ебучей Свифт. Хорошо, что реакция у парня работала хорошо, и он успевал защищаться от столба заклятий, чтобы после выпрямиться и ответить корявыми взмахами палочки. Однако потом его подловили в углу коридора на 3 этаже, и реакция не сработала. Его унизили самым низким способом - маггловским, ударом под дых и плевком в лицо. Но ни один из двоих ублюдков не ожидал, что Ламбрехт взбесится настолько, что засунет лезвие перстня глубоко в тыльную сторону ладони и провернет. Что второго поймает на банальном заклятии-подножке, и наступит ботинком на лицо. Разумеется, они ничего не скажут, потому что первые же напали, но позже из Нормана выбьют все дерьмо, и притащат в больничное крыло, сказав, что парень упал с лестницы. Неделя отдыха прошла под оттиском жажды мести и всепоглощающей ненависти. После его отвели к директору за то, что он подвесил каждого из своих обидчиков в воздухе вниз головой на 15 долгих минут, пока его не засек преподаватель рун. Слухи быстро расползаются по школе, и Норман достиг того, о чем грезил давно. Его сторонились, даже побаивались, до него никто не докапывался и не пытался заговорить. Мечта социофоба.
Конец 5 курса можно уместить в несколько грамматических основ: успешная сдача СОВ (Норман умеет учится, когда хочет этого), участившиеся и неконтролируемые вспышки гнева, а отсюда - каникулы в стиле Кена Кизи, подслащенные пробой новых таблеток, ну и обеспеченная репутация психопата на следующий курс.
Заключительный этап биографии - курс номер 6, одна из той троицы, выжженной у него на сердце и выточенной тату-машиной у него на ребре. Актуально: Камю и Франц Кафка на языке оригинала, прием таблеток три раза в день, кретек, как единственный стоящий сувенир из Индонезии, который, вообще-то можно приобрести аж целыми блоками в Лондоне, потеря девственности с секретарем отца - выродок навязчивой идеи после вызубренного наизусть Набокова, улучшение навыков в письме и зельеварении, алхимия - не такой уж и дерьмо, маггловская квантовая физика - тоже, блядство и поддержка репутации, хорек, воняющий как целое семейство Гойлов, и домашка по трансфигурации. |
